Наум Синдаловский: «Старинные здания не поблекнут на фоне новых»
14 июня 2013 года
Петербург напрасно отказался от строительства «Охта центра», считает известный собиратель городского фольклора писатель Наум Синдаловский. «Карповка» побеседовала с исследователем о страхах нынешних архитекторов перед вмешательством в сложившуюся застройку, второй сцене Мариинского театра и фольклоре, сложившемся вокруг Георгия Полтавченко и Валентины Матвиенко.
— Ваша самая известная книга «От дома к дому, от легенды к легенде» построена по принципу последовательного рассказа о легендах зданий. Большинство из домов в этой книге — это старинные, исторические дома или уже ставшие историческими советские здания. Как вы считаете, а у нынешних новостроек могут появиться свои легенды?
— Да, конечно. Понимаете, в чем дело: у фольклора есть много особенностей, одна из этих особенностей — следовать за событиями. Но беда-то в том, что фольклор летуч, он появляется и исчезает в письменных либо в иных источниках. Их надо обнаружить. Так что очень может быть, что в новых районах уже сегодня появляется фольклор, который я, скажем, могу увидеть, услышать, узнать, прочитать о нем через какое-то время — через год, а может, после меня, через 50 лет. Пока мы пользуемся вербальным способом общения друг с другом, до тех пор фольклор будет всегда появляться.
— А есть неофициальные наименования каких-либо зданий или кварталов, появившихся недавно, но которые уже в народной этимологии зафиксировались?
— Бывает так, что иногда не успеет и объект появиться, а вокруг него уже возникает фольклор, и этот шлейф фольклора за ним тянется, и даже если этот проект не будет реализован, то фольклор все равно останется. Так, например, произошло с башней Газпрома на Охте. Вокруг него уже возник фольклор, это и «кукурузина», и многое другое. Затем отказались от этого проекта, причем, по моему мнению, совершенно напрасно. Более того, я глубоко убежден в том, что этот политический шаг Валентины Ивановны — отказ от строительства «Охта центра» — задержал развитие Петербурга лет на 50, если не больше.
— Вы полагаете, что небоскребы в Петербурге стоило бы строить?
— Вообще Петербург, как и вообще любой город, — живой организм, он постоянно развивается. Наш город возник из первой одноэтажной постройки — домика Петра I. Кто мог подумать, что он будет сегодня таким, и кто может знать, каким он будет через 100 лет? К сожалению, наша охранительская позиция сдерживает развитие города. Поэтому он застыл в своем замечательном, прекрасном, но прошлом.
И я очень боюсь, что если эта тенденция сохранится, то нашему городу не видеть современного облика. Современного тому жителю, который будет там жить, — современным нам, современному жителю XXI, XXII столетия. Он будет задержан в своем развитии. Каждая эпоха просто обязана оставить свой след в архитектуре, и если какому-то поколению это запрещено или в этом отказано, то как выразится наше поколение в городской архитектуре? Вот такими вот мрачными постройками, домами, какие вы видели, когда направлялись ко мне по улицам Купчина.
Охтинский мыс
— Но часто говорят, что современная петербургская архитектура, те объекты, которые возводятся в центре города, не соответствуют по своему художественному уровню историческому центру, который нам достался.
— Боязнь поставить себя в один ряд с шедеврами архитектуры приводит вот к такому мнению. Это нужно понять. Глядя на наши новостройки, может показаться, что современные архитекторы бездарные, но это же не так! Ведь в то время, когда возводились эти здания, были и прекрасные индивидуальные постройки, их можно увидеть на Черноморском побережье, на курортах, где каждое здание имеет собственное лицо, менее прекрасное, более прекрасное, но собственное.
То есть архитекторы способны это делать, способны создавать шедевры, но мешает оглядка на прошлое. У меня создалось такое мнение, что, создавая новые безликие районы, современные зодчие боялись перещеголять архитектурные шедевры прошлого, боялись того, как будут выглядеть эти здания на фоне современной архитектуры, — они потеряются, поблекнут. И вот боязнь того, что они могут поблекнуть, привела к тому, что наш Петербург, он не идет вперед.
— Сторонники модернизма часто приводят в пример дом «Зингера», который будто бы был нелюбим современниками, но любим всеми сейчас.
— Есть более яркие примеры — Исаакиевский собор. Ведь как только его не называли, как только его не проклинали, как только не возмущались вмешательством Монферрана в архитектурную среду центральных площадей Петербурга. Он и сейчас вызывает некоторые вопросы, не всегда соответствует вкусам, привитым нам с детства нашей среднестатистической архитектурой, но тем не менее он живет, он существует. Как и дом «Зингера».
— Как вы считаете, были ли в последние десятилетия такие объекты, которые сперва вызывали много вопросов, но в итоге вписались в городскую среду?
— В связи с отказом от строительства «Охта центра» я всегда привожу в пример Дом Советов на Московском проспекте. Благодаря ему было организовано огромное архитектурное пространство.
Более позднее трудно сейчас назвать, разве что конструктивизм. Ленинградский конструктивизм первых послереволюционных лет. Это Кировский райсовет на проспекте Стачек, Московский райсовет, Дворец культуры Кирова. Вот конструктивизм оставил след в современной архитектуре, а позже практически ничего не появлялось, и сейчас их появление сдерживается.
— А сдерживает кто — градозащитники?
— Да, и, к сожалению, их возглавляют весьма достойные люди. О чем бы ни говорили, это «нельзя» и «не пущать» появляется даже раньше опубликования самого проекта перед общественностью. Вот нельзя, и все!
— Что вы думаете о крупных проектах в городе и о том, что происходит вокруг них? Вот, например, сейчас от лесов освободили вторую сцену Мариинского театра.
— Это нечто ужасное. То, что произошло со второй сценой Мариинского театра, по-моему, это позор Петербурга, позор последнего времени. Я боюсь даже сказать, кто в этом виноват больше: Гергиев, городские власти или архитектурная общественность.
Говорят, что подобные проекты существуют и в других странах. Но, например, в Финляндии такие вот сараи, пакгауз, заводской склад строятся где-то в безлюдной местности. И, конечно, такая скучная, безликая постройка входит в противоречие с прекрасным внутренним содержанием. В безлюдном пространстве это понятно: сначала сталкиваясь с таким вот скучным, однообразным внешним видом постройки, в конце концов понимаешь, что это было создано специально, как фон для прекрасного внутреннего содержания.
Но принять такой проект для города, который имеет свое прекрасное внешнее лицо, просто невозможно по определению. У архитекторов есть такое мнение, что архитектура становится понятной современникам через 70–75 лет. Вот проходит 70–75 лет, первое поколение уже не сталкивается с третьим, у третьего поколения уже возникает свое видение архитектурного облика города, и это становится привычным. Привыкли примерно через то же самое время к тем объектам, о которых мы с вами говорим. Не сразу привыкли к Дому книги, не сразу привыкли к Исаакиевскому собору, но, мне кажется, в случае со сценой Мариинского театра этого не произойдет никогда.
— Может быть, вокруг нее уже начинают формироваться какие-то прозвища этого здания?
— Да. Во-первых, это уже называют «Мариинская впадина» — по аналогии с впадиной, где все пропадает и исчезает. Там исчезли деньги, выделенные на строительство Мариинки. Здание называют «Маразмиинка», не говоря уже о таких грубых прозвищах, как склад, сарай, пакгауз, о которых я чуть ранее уже сказал.
— В чем, на ваш взгляд, причина того, что Петербург оказался в строительном тупике, где либо не происходит ничего, либо появляются такие проекты, как вторая сцена Мариинского театра?
Вторая сцена Мариинского театра
— Есть какой-то заданный импульс, который превращается в сложившееся навязанное, неизменное, железобетонное мнение, изменить которое очень тяжело. Например, считается, что фольклора в Петербурге нет. Прошло 300 лет, и мне вдруг удалось убедить петербуржцев в том, что этот фольклор существует.
Почему считалось, что фольклора нет? Да потому что город был создан на пустом месте по воле одного человека. А раз на пустом месте, то у него нет истории, нет корней. Мне кажется, что то же самое происходит и с отношением к нашей архитектуре. Нам рано дали этот подарок — классический Петербург, в который мы безумно влюблены и изменить который просто не в состоянии.
— Может быть, тогда, если это уже заложилось на генетическом уровне, то и нет особого смысла это менять? Может быть, имеет смысл сохранить такой заповедник исторической архитектуры?
— Тогда это нельзя будет назвать городом, а именно что заповедником. Но ведь город — живой организм. Мы же боремся за пятимиллионного жителя, нам хочется развиваться вширь, нам хочется расти, но если мы растем и развиваемся, то вместе с нами мы должны развивать и наше эстетическое пространство, то есть архитектуру.
— Удалимся теперь в другую сферу. Эпоха Валентины Матвиенко запомнилась Петербургу как яркая и в то же время противоречивая, заслуживающая критики, соответственно сложился и какой-то первичный фольклор. А известны ли вам какие-то элементы фольклора, связанные с нашим новым губернатором?
— Сначала давайте о Валентине Ивановне: она действительно очень противоречивая личность, но ее основное достоинство, за которое мы должны быть благодарны этому короткому периоду ее правления, — желание что-то сделать. Не всегда это получалось, ей не всегда давали, как с Газпромом, когда из Москвы дали нужные указания. Не случайно в фольклоре ее называют «Москвиенко».
Но она хотя бы что-то делала. Ошибается ведь тот, кто что-то делает. Мне кажется, что Полтавченко, наш нынешний губернатор, ни в чем никогда не ошибется — вот такая счастливая у него судьба. Легче всего, ничего не делая, не ошибаться. Полтавченко тоже фольклор уже рождает.
— Расскажите что-нибудь.
— Первое, на что обратил внимание фольклор, — на его суетливость в первые дни приезда в Петербург, когда он появлялся то тут, то там. Сразу же появилось выражение «пол-тавченко тут, пол-тавченко там». Называют его «суровым дядей» — за мертвую маску на лице, по которой невозможно понять, что за этим кроется, о чем думает человек.
— Одним из дел губернатора Георгия Сергеевича Полтавченко в первый год его правления было решение о запрете переименования улиц, площадей, в том числе и возвращение исторических названий. Как вы считаете, правильное это было решение?
— Вот это все из той же области — боязнь сделать шаг вперед. На самом деле о переименованиях речь не может идти, я категорический противник всяких переименований. Речь может идти о возвращении исторических названий, а процесс возвращения исторических названий должен продолжаться обязательно.
Теперь что касается новых названий. В общем, я, конечно, противник переименований, но в отдельном случае эти переименования необходимы. Вот, допустим, мы с вами находимся в Купчине. Массовое жилищное строительство и освоение этой территории началось в 1960-х годах. Тогда сложилась мода на дружбу городов-побратимов различных стран. И у Петербурга появилось много городов-побратимов. Сам по себе этот процесс, конечно, плодотворный, но благодаря этому в новых районах появились целые огромные кусты улиц, названные именами этих городов-побратимов. Так появились в Купчине Пражская, Белградская, Будапештская, Бухарестская улицы.
Более того, в Купчине появились улицы, названные именами деятелей стран, где находятся города-побратимы, появились улицы Дундича, Гашека, Белы Куна. А некоторые имена этих людей окрашены кровью, например, имя Белы Куна. Значит, уже сам по себе этот факт требует переосмысления.
С другой стороны — улицы Ярослава Гашека и Димитрова. Ни один из этих деятелей не имеет никакого отношения к Купчину. А опросите полмиллиона жителей Купчина об истории своего района — мало кто скажет что-нибудь членораздельное — не знают. А ведь благодаря топонимике эту историю можно оживить. Названия не должны быть однообразными. Даже мне, живущему в этом районе, нужно сделать умственное усилие, чтобы сообразить, какая улица за какой идет — Белградская за Будапештской или Будапештская за Белградской, поэтому надо было бы подумать, чтобы кое-что изменить.
— А что делать, если историческое название, которое по справедливости хотелось бы вернуть, оказывается неудобнее или неблагозвучнее того, которое мы сейчас используем. Вот, например, знаменитая улица Марата, которая была до этого Грязная или Николаевская?
— Надо выбрать. Для этого существует топонимическая комиссия, для этого существует общественность. Ну а что хорошего в названии улицы Марата, если бани на ней называют именем Шарлотты Корде, которая убила Марата в ванной?
Понимаете, не зря ведь в советское время фольклор считался диссидентским. Его просто боялись, это была другая история — не та, которая была канонизирована и преподается на всех уровнях — от детского сада до лекций в красном уголке института и школы, а другая история. Вот баня имени Шарлотты Корде — сейчас она уже не баня, а бизнес-центр, но все равно в фольклоре это останется. Клеймо останется.
Тут есть один вариант, который я стараюсь постоянно реанимировать, — я давно предлагаю на фасаде первого дома каждой улицы, которая претерпела переименования за всю свою 300-летнюю историю, вывесить таблички со всеми прежними названиями. Эти таблички можно даже стилизовать под эпоху, какими они были, а рядом повесить еще текстовое объяснение, почему улица в такое-то время была названа улицей Белы Куна, и будет понятно, почему от нее отказались, дали новое название. Вот это бы примирило всех адептов переименования и адептов сохранения старых названий.
Источники[править]
 |
Эта статья содержит материалы из статьи «Наум Синдаловский: «Старинные здания не поблекнут на фоне новых»», автор: Алексей Шишкин, опубликованной интернет-газетой «Канонер» (Kanoner.com) и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (CC BY 4.0) — при использовании необходимо указать автора, оригинальный источник со ссылкой и лицензию. |  |
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии[править]
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
