Борис Кириков: «Утрата Речного вокзала серьезнее утраты дома Рогова»
12 апреля 2013 года
Снос гостиницы «Речная» стал бóльшим ударом для Петербурга, чем разрушение дома Рогова, полагает историк архитектуры, бывший зампред КГИОПа Борис Кириков. Специалист по петербургскому зодчеству побеседовал с «Карповкой» о разнице между дореволюционным строительством и нынешним, а также пояснил, почему вывел из-под охраны часть Лопухинского сада.
— Сейчас на месте снесенных исторических зданий появляется все больше новоделов. Как вам кажется, правильный ли это подход к городской среде? Не лучше ли было бы строить на их месте новые здания с современной архитектурой?
— Вопрос спорный. Идея о том, что в центре Петербурга допустима только так называемая дополнительная архитектура, принадлежала академику Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. И в этом, конечно, очень много правильного, поскольку опасность вторжения диссонансов велика и очень часто формы современной архитектуры вступают в конфликтное противостояние с исторической застройкой. Если же относиться к архитектуре как к историческому документу, в котором для нас ценны и стены, и дух, которым все это пропитано, то воссоздание — это фальсификация.
Когда на Невском поползли дома соседние с отелем «Коринтия» — 55 и 59, было выдвинуто справедливое требование сделать фотограмметрию фасадов и в точности их воссоздать. Очень многими пинаемый, едва ли не более всего критикуемый «Стокманн» в этом смысле нанес меньший ущерб, чем другие здания, сооруженные вблизи площади Восстания. Я не касаюсь их архитектурных качеств, я говорю именно о сохранении городской среды. Что бы ни говорили о «Стокманне», исторические фасады, за исключением первого этажа, там воссозданы в точности для всех четырех зданий на этом участке. Другое дело, что над ними вылезли стеклянные объемы, но ведь они тоже не так уж сильно вторгаются в панорамы Невского, для этого нужно отойти.
С другой стороны площади Восстания построен другой торговый комплекс — «Галерея» архитектора Гаврилова. Это здание занимает примерно 14 исторических участков и решено единым фасадом. Потому в данном случае мы имеем дело с кардинальным изменением, нарушением исторической среды. Это не менее сильное искажение, чем если бы здесь появился, скажем, небоскреб. Как башня меняла бы ситуацию по вертикали, так «Галерея» меняет ее по горизонтали.
— Много говорится о градостроительных ошибках в центре, их список более-менее сформирован. А есть ли относительно удачные новые здания?
— Конечно, есть. А как их может не быть? У нас работает группа интересных архитекторов, и в тех случаях, когда инвестор их не заставляет пристраивать сверху стеклянные объемы, слишком вклиниваться во фронт застройки, получаются вещи вполне корректные и даже любопытные.
Мне, например, импонирует творчество Михаила Александровича Мамошина. Я всегда прохожу в 130-м квартале между улицами Маяковского и Восстания: это интересная архитектура, это приобретение. Там прежде были совершенно унылые задворки, а появился целый ансамбль, выполненный на высоком профессиональном уровне. Мне нравится и постройка Мамошина на проспекте Чернышевского, 4, которая стоит впритык к жилому дому в стиле северный модерн. И сам Мамошин во многом ориентируется на этот стиль с его излюбленной формой шестиугольного окна.
Жилой дом «Иматра» на Малом проспекте Петроградской стороны, 30
Можно вспомнить и работы Евгения Львовича Герасимова, Никиты Игоревича Явейна, Олега Сергеевича Романова. Например, дом «Иматра» на Малом проспекте Петроградской стороны с «ломающимися» стеклянными эркерами, производящими впечатление водопада, — это несомненная находка, которая одновременно органично вписана в данную часть Петроградской стороны.
— Часто говорят, что в свое время дом «Зингера» и торговый дом купцов Елисеевых тоже называли ошибками, а сейчас это общепризнанные памятники. Как вы думаете, есть ли такие здания, которые сейчас воспринимаются негативно, но в будущем станут если не объектами наследия, то значимыми элементами городской среды?
— Ну, я думаю, что дом на Владимирской площади никогда не будет реабилитирован, хотя архитектор Юшканцев и хотел мотивом ротонды и упрощенного ордера взаимодействовать с колокольней Владимирского собора. Есть и другой пример: профессиональное сообщество считает очень удачной постройку Земцова на Фонтанке у Михайловского замка, но это здание закрыло обзор Михайловского замка, сжало пространство. Вот так и соединяется позитив и негатив. И трудно сказать, какие тут будут переоценки. Наверное, гостиница, построенная по проекту Герасимова у Александринского театра, как-то стерпелась. В принципе она врастет в разнохарактерную застройку площади Островского, где есть и другие вариации на тему неоренессанса.
Теперь насчет «Зингера» и дома купцов Елисеевых. Если в начале века их и считали чужеродными, то не в период их строительства, а в эпоху, когда на смену модерну пришла неоклассика. И сторонники классицистического направления стали поносить весь модерн. В принципе, мне кажется, восприятие современниками этих зданий было позитивным, может быть, с оттенком иронии: «купеческие чертоги», «погоня за роскошью». Но в отношении дома «Зингера» было мнение, что он выполнен на очень хорошем архитектурном уровне и стал украшением Невского. Причем я нашел архивный документ, в котором градоначальник вместе с гражданским инженером Гешвендом, служившим при нем, излагает свою концепцию: он считает, что Невскому проспекту не достает высотных акцентов. Точнее сказать, не достает живописного силуэта. И действительно, архитектура классицизма и эклектики заканчивалась уровнем карниза. То есть они не просто нарисовали вычурную башню в рекламных целях — это была определенная эстетическая позиция, вызванная необходимостью разнообразить силуэт Невского проспекта.
— Часто говорят, что причина снижения качества архитектуры — исчезновение квалифицированного заказчика, который имел бы свои представления о прекрасном и не оказывал бы ради прибыли непреодолимого давления на архитектора. Как думаете, сейчас в городе такие заказчики есть?
Жилой дом на проспекте Чернышевского, 4
— Понятно, что инвестор всегда в первую очередь гонится за доходностью. Мне часто приходилось с ним общаться, выступая в различном качестве — эксперта или официального лица (в годы работы в КГИОПе). Они говорят: «Экономика не бьет». Я им говорю: «Ребята, сохраните это, а этот этаж лишний». Экономика не бьет… То есть у них это на первом месте. Что касается красоты, то я знаю достаточно просвещенных людей в мире нашего бизнеса, для которых важна красота, для которых важно вписаться в контекст и не оставить о себе недобрую память. Но этот конфликт между прибылью и эстетикой есть всегда.
Что касается XIX века, то ситуация и тогда была очень неоднозначная. До поры до времени все регламентировалось единым стилем, едиными нормами, и законодателями в этой области выступали императоры, их двор и крупнейшие архитекторы. Но если мы возьмем период эклектики или любимого всеми модерна, то в тот период было огромное количество посредственной архитектуры. И даже плохой. И это не удивительно, поскольку штат архитекторов был огромен, сотни архитекторов-строителей одновременно работали в городе. И настоящим талантом, оригинальным почерком обладали лишь единицы из них. А среди заказчиков было множество бывших крестьян.
Снижение архитектурного уровня здесь было совершенно очевидным. А в начале ХХ века вообще пошел процесс, который я назвал бы дегуманизацией архитектуры. Что такое наш модерн, если не брать в расчет особняк Кшесинской и дом Лидваля в начале Каменноостровского? Это совершенно ужасные по санитарным условиям, по освещенности, по звуку, который оттуда не уходит, дворы-колодцы. И мы видим все это в постройках наших лучших архитекторов столетней давности!
— А вообще, каковы основные отличия тогдашней архитектуры и строительства от нынешних?
— Их два. Первое — это более высокое качество всех строительных работ. Дома, правда, иногда падали, халтурщиков тоже было много, но сравните тот кирпич и нынешний. Ту штукатурку и нынешнюю штукатурку. Сами строительные кадры. И действительно, частная собственность налагала на владельцев дополнительную ответственность. Второе отличие заключалось в том, что были жесткие нормы регулирования. 11 саженей — максимальная высота, и никакой капитал, никакое давление и хитрости не могли ее преодолеть никогда. Говорят, что Сюзор в доме «Зингера» нарушил этот регламент. Но ничего подобного! 11 саженей до начала крыши, а уж какой высоты будет она сама и как использовать чердак, прописано не было.
Дом «Зингера»
— А сегодняшнее регулирование адекватно времени? Нужно ли оно вообще, если все время обнаруживаются те, кто находит в законе лазейки?
— Ну о чем тут говорить, когда на Охте можно было строить не выше 48 метров, а спроектировали 400? И это поддерживало в тот период руководство города. В этом и разница, что ни «Зингер», ни великий князь не могли преодолеть регламенты, которые существовали до 1917 года. Высотный регламент давно назревал, однако до 2004 года его не было. В этом юридическое оправдание «Монблана» — он ничего не нарушил, просто испортил город. Был принят этот временный высотный регламент, в котором, может быть, много недостатков, но в котором за основу для фасадных частей зданий в историческом центре была принята отметка в 23 метра — те самые 11 саженей. С некоторым повышением в глубину кварталов, так, чтобы это повышение не читалось с открытых городских пространств.
— А закон о зонах охраны? Это инструмент по защите исторического наследия или тормоз в развитии города?
— С точки зрения девелоперов, принятие этого закона — шаг к стагнации. Но мне представляется, что развитие в исторических городах основывается прежде всего на их сохранении. Развитие — это улучшение состояния того, что сохраняется. Иногда слышен лозунг, что развитие и современность входят в противоречие с сохранением исторического наследия. Да ничего подобного! Сегодня быть современным значит сохранять историческое наследие. Не охранять историческое наследие — значит остаться в прошлом, в ХХ веке. Сегодня это такая же неотъемлемая часть общемирового культурного сознания, как представление о космосе. Сохранение наследия такой же признак современности, как Интернет и мобильная связь.
Правильный закон, неправильный… Конечно, подход должен быть дифференцированным. Но для того чтобы это стало возможным, нужно провести большую работу, которую никто никогда не проводил. За законом стоит позиция какого-то отчаяния или безнадежности, потому что в старых районах Петербурга, в районе какой-нибудь Курляндской улицы есть множество пустых участков. Но мы еще плохо знаем нашу застройку. Чтобы все изучить и дать новый дифференцированный подход, нужно создать несколько новых НИИ с приличным финансированием. Поэтому никак иначе, кроме принятия такого общего запретительного закона, ограничивающего сносы всего, мы не можем сейчас остановить процесс разрушения.
Речной вокзал с гостиницей «Речная»
— Каковы, на ваш взгляд, самые значительные потери за последний год?
Ну, таких значимых сносов я за последнее время помню два. Это Речной вокзал с гостиницей «Речная» и дом Рогова. Дом Рогова — это, конечно, большая потеря для города, но, объективно говоря, это все-таки объект рядовой застройки, не представляющий выдающейся историко-архитектурной ценности. Большей потерей является гостиница «Речная» — постройка 1970 года, архитекторы Кусков и Попов. Для своего времени это сооружение было более значимо. На мой взгляд, если говорить о памятниках архитектуры, то основные критерии должны быть такие: художественная ценность, определенное место в истории архитектуры города, а может быть, и страны и мира, роль в городской среде. В этом смысле «Речная» куда выше объектов рядовой застройки в центре.
Все, что связано с эпохой классицизма, имеет свою ценность, но все-таки основные потери города — это не единичные здания, а изменение характера городской среды, пейзажа. И вот здесь мы понесли самые большие потери. Тяжелейший удар по городу нанесло то, что произошло со Смольным собором, который застроен почти со всех сторон: здание на Охте, которое вклинилось в панораму Смольного монастыря, дома на набережной Робеспьера.
— В прошлом вы работали зампредом КГИОПа и как чиновник приняли ряд решений, которые сегодня кажутся неоднозначными. Например, об уменьшении Лопухинского сада, что позволило на его прежней территории планировать строительство гостиницы. Есть ли что-то, о чем вы сейчас жалеете?
— Конечно, есть; не ошибается тот, кто ничего не делает. Но в вопросе об определении границ Лопухинского сада не было никакой ошибки. Та часть Лопухинского сада, которая была включена в состав зеленой зоны ошибочно и затем выведена из ее состава, — это территория лодочной станции. Она заасфальтирована, там нет ни одного куста. Если вы скажете, что нужно исходить из исторических границ Лопухинского сада, то давайте их распространим еще больше. Давайте усадьбу Меншикова охранять в исторических границах от Большой Невы до Малой Невы.
Лодочная станция в Лопухинском саду
Принцип был очень простой: есть предметы охраны — включать в территорию памятника. Если от сада на этом участке не осталось ничего, если дом снесен полвека назад и его восстановление никогда не состоится, какой смысл брать его под охрану? Можно взять под охрану огромную территорию, где когда-то что-то было. И это накладывает на эту территорию значительные ограничения, в частности, строить там нельзя. А памятника-то и нет! На его месте свалка, лодочная станция, котельная. По Лопухинскому саду решение было очень простое — это не территория сада, потому что сада здесь давно нет, здесь лодочная станция. И почему современное сооружение должно быть территорией Лопухинского сада, я не понимаю.
Источники
[править]Эта статья содержит материалы из статьи «Борис Кириков: «Утрата Речного вокзала серьезнее утраты дома Рогова»», автор: Алексей Шишкин, опубликованной интернет-газетой «Канонер» (Kanoner.com) и распространяющейся на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 (CC BY 4.0) — при использовании необходимо указать автора, оригинальный источник со ссылкой и лицензию. |
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии[править]
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.