Какими народными традициями был отмечен на Руси праздник Пасхи
12 апреля 2015 года
По старинному народному поверью, на Пасху (Архивная копия от 21 апреля 2018 на Wayback Machine) Христос в нищенском рубище странствует по земле и заходит в дома к людям в виде странника или нищего, чтобы испытать людское милосердие. Поэтому праздничные яства на Руси всегда готовили в изобилии, чтобы иметь возможность угостить каждого пришедшего в дом. В прежние времена в пасхальные дни нужно было особенно позаботиться о нищих и больных, а также людях, оказавшихся в заключении. В больницы и тюрьмы посылались в огромном количестве подарки - куличи, пироги, яйца.
- [#1 Русские поэты о Пасхе] - [#2 Как праздновали Пасху москвичи до революции]
Сыр и яйца это первая пища, которую верующие вкушают после 40-дневного поста. Пасхальное яичко - символ Воскресения Христова. Окрашенное красной краской яйцо - знак пасхальной радости о победе над смертью. Обычай на Пасху обмениваться яйцами, по преданию, обязан святой Марии Магдалине, которая, представ перед императором Тиверием, поднесла ему красное яичко с приветствием: «Христос воскресе!"
Cамый главный праздник
Пасха - самый главный праздник христианского года, в основе которого лежит евангельское повествование о чудесном воскресении Иисуса Христа, распятого на кресте. Ученики и последователи Христа восприняли Его смерть как искупление грехов мира, а воскресение - как победу над силой зла и дарование Богом вечной жизни. Иисус Христос, принеся Себя в жертву на кресте, даровал людям избавление от вечной смерти и проклятия - неизбежных последствий человеческого греха.
Самый древний праздник
Пасха является не только самым главным, но и самым древним из всех христианских праздников. Он был установлен и отмечался уже во времена апостолов. Древняя Церковь под именем Пасхи соединяла два воспоминания: первое - о страдании, а второе - о Воскресении Иисуса Христа. Празднованию Пасхи посвящались как дни, предшествующие торжеству Воскресения Христова, так и следующие за ним. В зависимости от характера воспоминания, каждый этап праздника имел свое наименование - Пасха Страданий (иначе - Пасха Крестная) и Пасха Воскресения. Первый этап праздника отмечался постом и покаянием, а второй - праздничными торжествами.
Пасха у первых христиан
В первые века христианские общины отмечали Пасху в разное время. На Востоке, в Малоазийских Церквах, ее праздновали одновременно с Пасхой иудейской - 14 нисана по еврейскому календарю, независимо от того, на какой день недели выпадал праздник. Западная Церковь отмечала Пасху в первое воскресенье после весеннего равноденствия. Первая попытка установить для всех Церквей единое правило празднования Пасхи была предпринята св. Поликарпом, епископом Смирнским, в середине II века. Но окончательное решение о едином праздновании Пасхи было принято только на Первом Вселенском Соборе, проходившем в г. Никее (современный г. Изник, Турция) в 325 г. Собор постановил, что Пасха должна отмечаться в первое воскресенье после весеннего равноденствия и полнолуния при условии, чтобы она никогда не совпадала с иудейской Пасхой. Таким образом, Пасха является подвижным праздником, выпадающим каждый год на разные числа в период с 22 марта по 25 апреля. Эти числа определяются по особой таблице, Пасхалии, в которой указаны даты празднования Пасхи на много лет вперед.
Пасхальное богослужение
Пасхальное богослужение отличается особой торжественностью. Перед его началом в храмах зажигаются все светильники, и люди, находящиеся в храме, стоят со свечами в знак особой духовной радости. Со времен апостолов пасхальное богослужение совершается ночью. Подобно древнему избранному народу, бодрствовавшему в ночь своего избавления от египетского рабства, христиане тоже бодрствуют в священную для них ночь Воскресения Христова.
Богослужение начинается с крестного хода - торжественной процессии вокруг храма с фонарем, хоругвями, Евангелием, иконами Воскресения Христова и Божией Матери, с пением канона Пасхи. Верующие приветствуют друг друга словами «Христос воскресе!», на которые следует ответ: «Воистину воскресе!». В конце богослужения совершается освящение артоса (греч. «хлеб») - большой просфоры с изображением Креста или Воскресения Христова, которая затем устанавливается в храме на аналое вместе с иконой праздника. Артос является напоминанием того, что Иисус Христос Своей Крестной смертью и Воскресением стал для христиан истинным Хлебом вечной жизни. В Светлую Субботу артос дробится и раздается всем верующим.
Основные пасхальные торжества продолжаются в течение всей последующей недели, называемой Светлой седмицей, и заканчиваются на восьмой день - в воскресенье (второе воскресенье после Пасхи).
Как писали о Пасхе русские поэты
День Воскресения Христова - величайший праздник стоит особняком в ряду православных праздников. У него есть очень точное народное название - «праздников Праздник». Он оставил замечательный след и в русской поэзии. Подборку стихов, посвященных Пасхе, подготовил сайт ««Православный паломник». Вот некоторые из них:
День Православного Востока Федор Тютчев, 16 апреля 1872
День Православного Востока, Святись, святись, великий день, Разлей свой благовест широко И всю Россию им одень!
Но и святой Руси пределом Его призыва не стесняй: Пусть слышен будет в мире целом, Пускай он льется через край,
Своею дальнею волною И ту долину захватя, Где бьется с немощию злою Мое родимое дитя, — Тот светлый край, куда в изгнанье Она судьбой увлечена, Где неба южного дыханье Как врачебство лишь пьет она.
О, дай болящей исцеленья, Отрадой в душу ей повей, Чтобы в Христово Воскресенье Всецело жизнь воскресла в ней.
Христос воскрес! Иван Бунин, 1896
Христос воскрес! Опять с зарею Редеет долгой ночи тень, Опять зажегся над землею Для новой жизни новый день.
Еще чернеют чащи бора; Еще в тени его сырой, Как зеркала, стоят озера И дышат свежестью ночной;
Еще в синеющих долинах Плывут туманы... Но смотри: Уже горят на горных льдинах Лучи огнистые зари!
Они в выси пока сияют. Недостижимой, как мечта, Где голоса земли смолкают И непорочна красота.
Но, с каждым часом приближаясь Из-за алеющих вершин, Они заблещут, разгораясь, И в тьму лесов, и в глубь долин;
Они взойдут в красе желанной И возвестят с высот небес, Что день настал обетованный, Что Бог воистину воскрес!
Хвала Воскресшему К. Р. (Великий князь Константин Романов)
Хвалите Господа с небес И пойте непрестанно: Исполнен мир Его чудес И славой несказанной.
Хвалите сонм бесплотных сил И ангельские лики: Из мрака скорбного могил Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с небес, Холмы, утесы, горы! Осанна! Смерти страх исчез, Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль И океан безбрежный! Да смолкнут вякая печаль И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с небес И славьте, человеки! Воскрес Христос! Христос воскрес! И смерть попрал навеки!
Христос воскрес! Аполлон Майков
Повсюду благовест гудит, Из всех церквей народ валит. Заря глядит уже с небес… Христос воскрес! Христос воскрес!
С полей уж снят покров снегов, И реки рвутся из оков, И зеленеет ближний лес… Христос воскрес! Христос воскрес!
Вот просыпается земля, И одеваются поля, Весна идет, полна чудес! Христос воскрес! Христос воскрес!
Как праздновали Пасху москвичи до революции
Замечательные свидетельства о том, как самый главный православный праздник встречали в первопрестольной столице, оставил в своей книге «Лето Господне» русский писатель Иван Шмелев. Вот как он рассказывает об этом:
«Пост уже на исходе, идет весна. Прошумели скворцы над садом, - слыхал их кучер, - а на Сорок Мучеников прилетели и жаворонки. Каждое утро вижу я их в столовой: глядят из сухарницы востроносые головки с изюминками в глазках, а румяные крылышки заплетены на спинке. Жалко их есть, так они хороши, и я начинаю с хвостика. Отпекли на Крестопоклонной маковые «кресты», - и вот уж опять она, огромная лужа на дворе. Бывало, отец увидит, как плаваю я по ней на двери, гоняюсь с палкой за утками, заморщится и крикнет:
- Косого сюда позвать!..
Василь-Василич бежит опасливо, стреляя по луже глазом. Я знаю, о чем он думает: «ну, ругайтесь... и в прошлом году ругались, а с ней все равно не справиться!"
- Старший прикащик ты - или... что? Опять у тебя она? Барки по ней гонять?!
- Сколько разов засыпал-с!.. - оглядывает Василь-Василич лужу, словно впервые видит, - и навозом заваливал, и щебнем сколько транбовал, а ей ничего не делается! Всосет - и еще пуще станет. Из-под себя, что ли, напуща-ет?.. Спокон веку она такая, топлая... Да оно ничего-с, к лету пообсохнет, и уткам природа есть...
Отец поглядит на лужу, махнет рукой.
Кончили возку льда. Зеленые его глыбы лежали у сараев, сияли на солнце радугой, синели к ночи. Веяло от них морозом. Ссаживая коленки, я взбирался по ним до крыши сгрызать сосульки. Ловкие молодцы, с обернутыми в мешок ногами, - а то сапоги изгадишь - скатили лед с грохотом в погреба, завалили чистым снежком из сада и прихлопнули накрепко творила.
- Похоронили ледок, шабаш! До самой весны не встанет.
Им поднесли по шкалику, они покрякали:
- Хороша-а... Крепше ледок скипится.
Прошел квартальный, велел: мостовую к Пасхе сколоть, под пыль! Тукают в лед кирками, долбят ломами - до камушка. А вот уж и первая пролетка. Бережливо пошатываясь на ледяной канавке, сияя лаком, съезжает она на мостовую. Щеголь-извозчик крестится под новинку, поправляет свою поярку и бойко катит по камушкам с первым веселым стуком.
В кухне под лестницей сидит гусыня-злюка. Когда я пробегаю, она шипит по-змеиному и изгибает шею - хочет меня уклюнуть. Скоро Пасха! Принесли из амбара «паука», круглую щетку на шестике, - обметать потолки для Пасхи. У Егорова в магазине сняли с окна коробки и поставили карусель с яичками. Я подолгу любуюсь ими: кружатся тихо-тихо, одно за другим, как сон. На золотых колечках, на алых ленточках. Сахарные, атласные...
В булочных - белые колпачки на окнах с буковками - X. В. Даже и наш Воронин, у которого «крысы в квашне ночуют», и тот выставил грязную картонку: «принимаются заказы на куличи и пасхи и греческие бабы»! Бабы?.. И почему-то греческие! Василь-Василич принес целое ведро живой рыбы - пескариков, налимов, - сам наловил наметкой. Отец на реке с народом. Как-то пришел, веселый, поднял меня за плечи до соловьиной клетки и покачал.
- Ну, брат, прошла Москва-река наша. Плоты погнали!..
И покрутил за щечку.
Василь-Василич стоит в кабинете на порожке. На нем сапоги в грязи. Говорит хриплым голосом, глаза заплыли.
- Будь-п-койны-с, подчаливаем... к Пасхе под Симоновом будут. Сейчас прямо из...
- Из кабака? Вижу.
- Никак нет-с, из этого... из-под Звенигорода, пять ден на воде. Тридцать гонок березняку, двадцать сосны и елки, на крылах летят-с!.. И барки с лесом, и... А у Паленова семнадцать гонок вдрызг расколотило, вроссыпь! А при моем глазе... у меня робята природные, жиздринцы!
Отец доволен: Пасха будет спокойная. В прошлом году заутреню на реке встречали.
- С Кремлем бы не подгадить... Хватит у нас стаканчиков?
- Тыщонок десять набрал-с, доберу! Сала на заливку куплено. Лиминацию в три дни облепортуем-с. А как в приходе прикажете-с? Прихожане летось обижались, лиминации не было. На лодках народ спасали под Доргомиловом... не до лиминации!..
- Нонешнюю Пасху за две справим!
Говорят про щиты и звезды, про кубастики, шкалики, про плошки... про какие-то «смолянки» и зажигательные нитки.
- Истечение народа бу-дет!.. Приман к нашему приходу-с.
- Давай с ракетами. Возьмешь от квартального записку на дозволение. Сколько там надо... понимаешь?
- Красную ему за глаза... пожару не наделаем! - весело говорит Василь-Василич. - Запущать - так уж запущать-с!
- Думаю вот что... Крест на кумполе, кубастиками бы пунцовыми?..
- П-маю-с, зажгем-с. Высоконько только?.. Да для Божьего дела-с... воздаст-с! Как говорится, у Бога всего много.
- Щит на крест крепить Ганьку-маляра пошлешь... на кирпичную трубу лазил! Пьяного только не пускай, еще сорвется.
- Нипочем не сорвется, пьяный только и берется! Да он, будь-п-койны-с, себя уберегет. В кумполе лючок слуховой, под яблочком... он, стало быть, за яблочко причепится, захлестнется за шейку, подберется, ко кресту вздрочится, за крест зачепится-захлестнется, в петельке сядет - и качай! Новые веревки дам. А с вами-то мы, бывало... на Христе-Спасителе у самых крестов качали, уберег Господь.
Прошла «верба». Вороха роз пасхальных, на иконы и куличи, лежат под бумагой в зале. Страстные дни. Я еще не говею, но болтаться теперь грешно, и меня сажают читать Евангелие. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду...». Я не могу понять: Авраам же мужского рода! Прочтешь страничку, с «морским жителем» поиграешь, с вербы, в окно засмотришься. Горкин пасочницы как будто делает! Я кричу ему в форточку, он мне машет.
На дворе самая веселая работа: сколачивают щиты и звезды, тешут планочки для - X. В. На приступке сарая, на солнышке, сидит в полушубке Горкин, рукава у него съежены гармоньей. Называют его - «филенщик», за чистую работу. Он уже не работает, а так, при доме. Отец любит с ним говорить и всегда при себе сажает. Горкин поправляет пасочницы. Я смотрю, как он режет кривым резачком дощечку.
- Домой помирать поеду, кто тебе резать будет? Пока жив, учись. Гляди вот, винограды сейчас пойдут...
Он ковыряет на дощечке, и появляется виноград! Потом вырезает «священный крест», иродово копье и лесенку - на небо! Потом удивительную птичку, потом буковки - X. В. Замирая от радости, я смотрю. Старенькие у него руки, в жилках.
- Учись святому делу. Это голубок, Дух-Свят. Я тебе, погоди, заветную вырежу пасочку. Будешь Горкина поминать. И ложечку тебе вырежу... Станешь щи хлебать - глядишь, и вспомнишь.
Вот и вспомнил. И все-то они ушли...
Я несу от Евангелий страстную свечку, смотрю на мерцающий огонек: он святой. Тихая ночь, но я очень боюсь: погаснет! Донесу - доживу до будущего года. Старая кухарка рада, что я донес. Она вымывает руки, берет святой огонек, зажигает свою лампадку, и мы идем выжигать кресты. Выжигаем над дверью кухни, потом на погребице, в коровнике...
- Он теперь никак при хресте не может. Спаси Христос... - крестясь, говорит она и крестит корову свечкой. - Христос с тобой, матушка, не бойся... лежи себе.
Корова смотрит задумчиво и жует.
Ходит и Горкин с нами. Берет у кухарки свечку и выжигает крестик над изголовьем в своей каморке. Много там крестиков, с прежних еще годов.
Кажется мне, что на нашем дворе Христос. И в коровнике, и в конюшнях, и на погребице, и везде. В черном крестике от моей свечки - пришел Христос. И все - для Него, что делаем. Двор чисто выметен, и все уголки подчищены, и под навесом даже, где был навоз. Необыкновенные эти дни - страстные, Христовы дни. Мне теперь ничего не страшно: прохожу темными сенями - и ничего, потому что везде Христос.
У Воронина на погребице мнут в широкой кадушке творог. Толстый Воронин и пекаря, засучив руки, тычут красными кулаками в творог, сыплют в него изюму и сахарку и проворно вминают в пасочницы. Дают попробовать мне на пальце: ну, как? Кисло, но я из вежливости хвалю. У нас в столовой толкут миндаль, по всему дому слышно. Я помогаю тереть творог на решетке. Золотистые червячки падают на блюдо, - совсем живые! Протирают все, в пять решет: пасох нам надо много. Для нас - самая настоящая, пахнет Пасхой. Потом - для гостей, парадная, еще «маленькая» пасха, две людям, и еще - бедным родственникам. Для народа, человек на двести, делает Воронин под присмотром Василь-Василича, и плотники помогают делать. Печет Воронин и куличи народу.
Василь-Василич и здесь, и там. Ездит на дрожках к церкви, где Ганька-маляр висит - ладит крестовый щит. Пойду к Плащанице и увижу. На дворе заливают стаканчики. Из амбара носят в больших корзинах шкалики, плошки, лампионы, шары, кубастики - всех цветов. У лужи горит костер, варят в котле заливку. Василь-Василич мешает палкой, кладет огарки и комья сала, которого «мышь не ест». Стаканчики стоят на досках, в гнездышках, рядками, и похожи на разноцветных птичек. Шары и лампионы висят на проволоках. Главная заливка идет в Кремле, где отец с народом. А здесь - пустяки, стаканчиков тысячка, не больше. Я тоже помогаю, - огарки ношу из ящика, кладу фитили на плошки. И до чего красиво! На новых досках, рядочками, пунцовые, зеленые, голубые, золотые, белые с молочком... Покачиваясь, звенят друг в дружку большие стеклянные шары, и солнце пускает зайчики, плющится на бочках, на луже.
Ударяют печально, к Плащанице. Путается во мне и грусть, и радость: Спаситель сейчас умрет... и веселые стаканчики, и миндаль в кармашке, и яйца красить... и запахи ванили и ветчины, которую нынче запекли, и грустная молитва, которую напевает Горкин, - «Иуда нечести-и-вый... си-риб-ром помрачи-и-ися...» Он в новом казакинчике, помазал сапоги дегтем, идет в церковь.
Перед Казанской толпа, на купол смотрят. У креста качается на веревке черненькое, как галка. Это Ганька, отчаянный. Толкнется ногой - и стукнется. Дух захватывает смотреть. Слышу: картуз швырнул! Мушкой летит картуз и шлепает через улицу в аптеку. Василь-Василич кричит:
- Эй, не дури... ты! Стаканчики примай!..
-Дава-ай!.. - орет Ганька, выделывая ногами штуки. Даже и квартальный смотрит.
Подкатывает отец на дрожках.
- Поживей, ребята! В Кремле нехватка... - торопит он и быстро взбирается на кровлю.
Лестница составная, зыбкая. Лезет и Василь-Василич. Он тяжелей отца, и лестница прогибается дугою. Поднимают корзины на веревках. Отец бегает по карнизу, указывает, где ставить кресты на крыльях. Ганька бросает конец веревки, кричит - давай! Ему подвязывают кубастики в плетушке, и он подтягивает к кресту. Сидя в петле перед крестом, он уставляет кубастики. Поблескивает стеклом. Теперь самое трудное: прогнать зажигательную нитку. Спорят: не сделать одной рукой, держаться надо! Ганька привязывает себя к кресту. У меня кружится голова, мне тошно...
- Готовааа!.. Принимай нитку-у!..
Сверкнул от креста комочек. Говорят - видно нитку по куполу! Ганька скользит из петли, ползет по «яблоку» под крестом, ныряет в дырку на куполе. Покачивается пустая петля. Ганька уже на крыше, отец хлопает его по плечу. Ганька вытирает лицо рубахой и быстро спускается на землю. Его окружают, и он показывает бумажку:
- Как трешницы-то охватывают!
Глядит на петлю, которая все качается.
- Это отсюда страшно, а там - как в креслах!
Он очень бледный, идет, пошатываясь.
В церкви выносят Плащаницу. Мне грустно: Спаситель умер. Но уже бьется радость: воскреснет, завтра! Золотой гроб, святой. Смерть - это только так: все воскреснут. Я сегодня читал в Евангелии, что гробы отверзлись и многие телеса усопших святых воскресли. И мне хочется стать святым, - навертываются даже слезы. Горкин ведет прикладываться. Плащаница увита розами. Под кисеей, с золотыми херувимами, лежит Спаситель, зеленовато-бледный, с пронзенными руками. Пахнет священно розами.
С притаившейся радостью, которая смешалась с грустью, я выхожу из церкви. По ограде навешены кресты и звезды, блестят стаканчики. Отец и Василь-Василич укатили на дрожках в Кремль, прихватили с собой и Ганьку. Горкин говорит мне, что там лиминация ответственная, будет глядеть сам генерал-и-губернатор Долгоруков. А Ганьку «на отчаянное дело взяли».
У нас пахнет мастикой, пасхой и ветчиной. Полы натерты, но ковров еще не постелили.
Мне дают красить яйца.
Ночь. Смотрю на образ, и все во мне связывается с Христом: иллюминация, свечки, вертящиеся яички, молитвы, Ганька, старичок Горкин, который, пожалуй, умрет скоро... Но он воскреснет! И я когда-то умру, и все. И потом встретимся все... и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчишками про волхвов, - все мы встретимся там. И Горкин будет вырезывать винограды на пасочках, но какой-то другой, светлый, как беленькие пуши, которые я видел в поминаньи. Стоит Плащаница в Церкви, одна, горят лампады. О н теперь сошел в ад и всех выводит из огненной геенны. И это для Него Ганька полез на крест, и отец в Кремле лазит на колокольню, и Василь-Василич, и все наши ребята, - все для Него это! Барки брошены на реке, на якорях, там только по сторожу осталось. И плоты вчера подошли. Скучно им на темной реке, одним. Но и с ними Христос, везде... Кружатся в окне у Егорова яички. Я вижу жирного червячка с черной головкой с бусинками-глазами, с язычком из алого суконца... дрожит в яичке. Большое сахарное яйцо я вижу - и в нем Христос.
Великая Суббота, вечер. В доме тихо, все прилегли перед заутреней. Я пробираюсь в зал - посмотреть, что ни улице. Народу мало, несут пасхи и куличи в картонках. В зале обои розовые - от солнца, оно заходит. В комнатах - пунцовые лампадки, пасхальные: в Рождество были голубые?.. Постлали пасхальный ковер в гостиной, с пунцовыми букетами. Сняли серые чехлы с бордовых кресел. На образах веночки из розочек. В зале и в коридорах - новые красные «дорожки». В столовой на окошках - крашеные яйца в корзинах, пунцовые: завтра отец будет христосоваться с народом. В передней - зеленые четверти с вином: подносить. На пуховых подушках, в столовой на диване, - чтобы не провалились! - лежат громадные куличи, прикрытые розовой кисейкой, - остывают. Пахнет от них сладким теплом душистым. Тихо на улице. Со двора поехала мохнатая телега, - повезли в церковь можжевельник. Совсем темно. Вспугивает меня нежданный шепот:
- Ты чего это не спишь, бродишь?..
Это отец. Он только что вернулся.
Я не знаю, что мне сказать: нравится мне ходить в тишине по комнатам и смотреть, и слушать, - другое все! - такое необыкновенное, святое.
Отец надевает летний пиджак и начинает оправлять лампадки. Это он всегда сам: другие не так умеют. Он ходит с ними по комнатам и напевает вполголоса: «Воскресение Твое Христе Спасе... Ангели поют на небеси...» И я хожу с ним. На Душе у меня радостное и тихое, и хочется отчего-то плакать. Смотрю на него, как становится он на стул, к иконе, и почему-то приходит в мысли: неужели и он умрет!.. Он ставит рядком лампадки на жестяном подносе и зажигает, напевая священное. Их очень много, и все, кроме одной, пунцовые. Малиновые огоньки спят - не шелохнутся. И только одна, из детской, - розовая, с белыми глазками, - ситцевая будто. Ну, до чего красиво! Смотрю на сонные огоньки и думаю: а это святая иллюминация, Боженькина. Я прижимаюсь к отцу, к ноге. Он теребит меня за щеку. От его пальцев пахнет душистым, афонским, маслом.
- А шел бы ты, братец, спать?
От сдерживаемой ли радости, от усталости этих дней или от подобравшейся с чего-то грусти, - я начинаю плакать, прижимаюсь к нему, что-то хочу сказать, не знаю... Он подымает меня к самому потолку, где сидит в клетке скворушка, смеется зубами из-под усов.
- А ну, пойдем-ка, штучку тебе одну...
Он несет в кабинет пунцовую лампадку, ставит к иконе Спаса, смотрит, как ровно теплится и как хорошо стало в кабинете. Потом достает из стола... золотое яичко на цепочке!
- Возьмешь к заутрени, только не потеряй. А ну, открой-ка...
Я с трудом открываю ноготочком. Хруп, - пунцовое там и золотое. В серединке сияет золотой, тяжелый; в боковых кармашках - новенькие серебряные. Чудесный кошелечек! Я целую ласковую руку, пахнущую деревянным маслом. Он берет меня на колени, гладит...
- И устал же я, братец... а все дела. Сосни-ка, лучше, поди, и я подремлю немножко.
О, незабвенный вечер, гаснущий свет за окнами... И теперь еще слышу медленные шаги, с лампадкой, поющий в разду-мьи голос -
Ангели поют на не-бе-си-и...
Таинственный свет, святой. В зале лампадка только. На большом подносе - на нем я могу улечься - темнеют куличи, белеют пасхи. Розы на куличах и красные яйца кажутся черными. Входят на носках двое, высокие молодцы в поддевках, и бережно выносят обвязанный скатертью поднос. Им говорят тревожно: «Ради Бога, не опрокиньте как!» Они отвечают успокоительно: «Упаси Бог, поберегемся». Понесли святить в церковь.
Идем в молчаньи по тихой улице, в темноте. Звезды, теплая ночь, навозцем пахнет. Слышны шаги в темноте, белеют узелочки.
В ограде парусинная палатка, с приступочками. Пасхи и куличи, в цветах, - утыканы изюмом. Редкие свечечки. Пахнет можжевельником священно. Горкин берет меня за руку.
- Папашенька наказал с тобой быть, лиминацию показать. А сам с Василичем в Кремле, после и к нам приедет. А здесь командую я с тобой.
Он ведет меня в церковь, где еще темновато, прикладывает к малой Плащанице на столике: большую, на Гробе, унесли. Образа в розанах. На мерцающих в полутьме паникадилах висят зажигательные нитки. В ногах возится можжевельник. Священник уносит Плащаницу на голове. Горкин в новой поддевке, на шее у него розовый платочек, под бородкой. Свечка у него красная, обвита золотцем.
- Крестный ход сейчас, пойдем распоряжаться.
Едва пробираемся в народе. Пасочная палатка - золотая от огоньков, розовое там, снежное. Горкин наказывает нашим:
- Жди моего голосу! Как показался ход, скричу - вали! - запущай враз ракетки! Ты, Степа... Аким, Гриша... Нитку я подожгу, давай мне зажигальник! Четвертая - с колокольни. Ми-тя, тама ты?!.
- Здесь, Михал Панкратыч, не сумлевайтесь!
- Фотогену на бочки налили?
- Все, враз засмолим!
- Митя! Как в большой ударишь разов пяток, сейчас на красный-согласный переходи, с перезвону на трезвон, без задержки... верти и верти во все! Опосля сам залезу. По-нашему, по-ростовски! Ну, дай Господи...
У него дрожит голос. Мы стоим с зажигальником у нитки. С паперти подают - идет! Уже слышно -...
Ангели по-ют на небеси-и..!
- В-вали-и!.. - вскрикивает Горкин, - и четыре ракеты враз с шипеньем рванулись в небо и рассыпались щелканьем на семицветные яблочки. Полыхнули «смолянки», и огненный змей запрыгал во всех концах, роняя пылающие хлопья.
- Кумпол-то, кумпол-то! - дергает меня Горкин.
Огненный змей взметнулся, разорвался на много змей, взлетел по куполу до креста... и там растаял. В черном небе алым Крестом воздвиглось! Сияют кресты на крыльях, у карнизов. На белой церкви светятся мягко, как молочком, матово-белые кубастики, розовые кресты меж ними, зеленые и голубые звезды. Сияет - X. В. На пасочной палатке тоже пунцовый крестик. Вспыхивают бенгальские огни, бросают на стены тени - кресты, хоругви, шапку архиерея, его трикирий. И все накрыло великим гулом, чудесным звоном из серебра и меди.
Хрис-тос воскре-се из ме-ртвых...
- Ну, Христос Воскресе... - нагибается ко мне радостный, милый Горкин.
Трижды целует и ведет к нашим в церковь. Священно пахнет горячим воском и можжевельником....
сме-ртию смерть... по-пра-ав..!
Звон в рассвете, неумолкаемый. В солнце и звоне утро. Пасха, красная.И в Кремле удалось на славу. Сам Владимир Андреич Долгоруков благодарил! Василь-Василич рассказывает:
- Говорит - удружили. К медалям приставлю, говорит. Такая была... поддевку прожег! Митрополит даже ужасался... до чего было! Весь Кремль горел. А на Москва-реке... чисто днем!..
Отец, нарядный, посвистывает. Он стоит в передней, у корзин с красными яйцами, христосуется. Тянутся из кухни, гусем. Встряхивают волосами, вытирают кулаком усы и лобызаются по три раза. «Христос Воскресе!», «Воистину Воскресе»... «Со Светлым Праздничком»... Получают яйцо и отходят в сени. Долго тянутся - плотники, народ русый, маляры - посуше, порыжее... плотогоны - широкие крепыши... тяжелые землекопы-меленковцы, ловкачи - каменщики, кровельщики, водоливы, кочегары...
Угощение на дворе. Орудует Василь-Василич, в пылающей рубахе, жилетка нараспашку, - вот-вот запляшет. Зудят гармоньи. Христосуются друг с дружкой, мотаются волосы там и там. У меня заболели губы...
Трезвоны, перезвоны, красный - согласный звон. Пасха красная.Обедают на воле, под штабелями леса. На свежих досках обедают, под трезвон. Розовые, красные, синие, желтые, зеленые скорлупки - всюду, и в луже святятся. Пасха красная! Красен и день, и звон.
Я рассматриваю надаренные мне яички. Вот хрустально-золотое, через него - все волшебное. Вот - с растягивающимся жирным червячком; у него черная головка, черные глазки-бусинки и язычок из алого суконца. С солдатиками, с уточками, резное-костяное... И вот, фарфоровое - отца. Чудесная панорамка в нем... За розовыми и голубыми цветочками бессмертника и мохом, за стеклышком в золотом ободке, видится в глубине картинка: белоснежный Христос с хоругвью воскрес из Гроба. Рассказывала мне няня, что если смотреть за стеклышко, долго-долго, увидишь живого ангелочка. Усталый от строгих дней, от ярких огней и звонов, я вглядываюсь за стеклышко. Мреет в моих глазах, - и чудится мне, в цветах, - живое, неизъяснимо-радостное, святое... - Б о г?.. Не передать словами. Я прижимаю к груди яичко, - и усыпляющий перезвон качает меня во сне».
Источники
[править]
Любой участник может оформить статью: добавить иллюстрации, викифицировать, заполнить шаблоны и добавить категории.
Любой редактор может снять этот шаблон после оформления и проверки.
Комментарии[править]
Если вы хотите сообщить о проблеме в статье (например, фактическая ошибка и т. д.), пожалуйста, используйте обычную страницу обсуждения.
Комментарии на этой странице могут не соответствовать политике нейтральной точки зрения, однако, пожалуйста, придерживайтесь темы и попытайтесь избежать брани, оскорбительных или подстрекательных комментариев. Попробуйте написать такие комментарии, которые заставят задуматься, будут проницательными или спорными. Цивилизованная дискуссия и вежливый спор делают страницу комментариев дружелюбным местом. Пожалуйста, подумайте об этом.
Несколько советов по оформлению реплик:
- Новые темы начинайте, пожалуйста, снизу.
- Используйте символ звёздочки «*» в начале строки для начала новой темы. Далее пишите свой текст.
- Для ответа в начале строки укажите на одну звёздочку больше, чем в предыдущей реплике.
- Пожалуйста, подписывайте все свои сообщения, используя четыре тильды (~~~~). При предварительном просмотре и сохранении они будут автоматически заменены на ваше имя и дату.
Обращаем ваше внимание, что комментарии не предназначены для размещения ссылок на внешние ресурсы не по теме статьи, которые могут быть удалены или скрыты любым участником. Тем не менее, на странице комментариев вы можете сообщить о статьях в СМИ, которые ссылаются на эту заметку, а также о её обсуждении на сторонних ресурсах.
